1948 год. Горькие альдегидные цветы на бальзамической базе. Огонь и горючее к нему. Уникальный парфюм и, в то же время, стопроцентный самоцитатник Жака Герлена. Очень хочется знать, почему так недолго выпускался и не переиздавался ни разу. В чем там загвоздка?
Уникальный шипр для плохой погоды. Впрочем, хорошая погода в нашем климате редкость, следовательно Parure незменим. Прошел слух, что его производство возобновлено, что не может не радовать, так как запасы стремительно подходят к концу.
Продолжаю подробно знакомиться с Parfumerie Generale. Вчера была заново опробована Частная коллекция. Что-то повторно, что-то впервые. Это совсем иной Пьер Гийом. Другие его диагнозы, с ними уже к другому доктору, не к диетологу.
L’Oiseau de Nuit
Парное молоко и шерсть. Волчица, вскормившая Маугли, Ромула и Рема. Уютный запах теплого живота дикого зверя. В финале телесность побеждает и усыпляет.
В составе: cistus labdanum, liqueur of davana, benzoin, leather
Psychotrope
Розовый вьюнок. Неяркое растеньице средней полосы. Ни малейшей связи с названием.
В составе: jasmine, cyclamen, violet, lilac wood, black leather, musk
Un Crime Exotique
На ум пришел некий собирательный образ старых Лаудеровских ароматов. Белая скатерть, плетеная корзинка пряников, вишневый штрудель. Из напитков, для тех, кто за рулем — чай с молоком, для всех прочих — глинвейн с корицей и гвоздикой. Американский вариант чопорного английского файв о клока.
В составе: Chinese osmanthus, gingerbread, tea, cinnamon, star anise, mate absolute, vanilla sugar, South Sea Island sandalwood
Querelle
Жесткий, едкий, зеленый ветивер и мятые цветы в грязи. Ветивер — единственный светлый момент в сюрреалистическом лабиринте из различного парфюмерного мусора.
В составе: citrus, Iranian black caraway, myrrh, cinnamon, Haitian vetiver, incense, oakmoss, ambergris
Corps et Ames
Начинается как старый добрый породистый шипр. В старте присутствуют все оттенки зеленого от светлого лимонно-желтого фрукта до сушеной, почти черной травы. Жасмин, роза, иланг намеком, никакой конкретики. И нет ни грамма еды. Композиция разворачивается стремительно, как десантная рота, но высадившись, замирает, будто отряд забыл куда собирался идти. В случае с Corps et Ames я поняла, что мне не нравится в творчестве Пьера Гийома. В своем стремлении быть не как все, он распрощался с классическими канонами и логикой построения аромата. В каких-то случаях это оправданно, но шипр без воздуха между нотами, без внушительного расстояния между светлым верхом и темной, весомой базой — не шипр. Имено базы удаются Пьеру хуже всего. Corps et Ames единственное, что я бы смогла носить из ПЖ.
А дальше опять не помню. Склероз наше все. Были еще каких-то четыре флакона. Что-то сухое, горелое древесное. Что-то пряное, ромово-корично-ликерно-древесное. Что-то воюще-специевое и мускусно-кожаное . И странная нежная фиалка, как будто между Apres l`ondee и Insolence Guerlain натянули резиночку и прыгают через нее. Для портретного сходства с Apres l`ondee недостаточно мокро и тоскливо, для Insolence не настолько визгливо, благодаря мягкой сливочно-маргариновой гвоздике. В концовке (базой это назвать сложно) тоже весьма герленисто, орехово и бензоиново.
Надушилась, скорее, машинально. Все равно контуженная после вчерашней пробы Женералей и микрокапли Тауэровской Ладанной розы. Черт дернул. Тауэр не отмывается с мочалкой и с мылом, дюже сильно смердит ладаном спустя уже сутки.
