Что-то произошло, и мое отношение к «мыльным» альдегидам изменилось. Как будто я залезла на парфюмерный чердак и глаза, наконец, привыкли к темноте.
Положа руку на сердце, все эти 22 Шанели и Белые льны ужасны, как породистые французские сыры. 🙂 First Van Cleef & Arpels чуть менее ужасен, особенно в современной едп. В юном возрасте и жидкой концентрации он пахнет яркими но безобидными гиацинтами, жасминами и ландышами. Загадочности в нем не больше, чем в Pure Poison Dior. Но если на вашей коробке First нет штрих-кода ….
Если штрих-кода нет, то концентрация значения не имеет. Автору, Жану Клоду Эллена удалось подровнять и стойкость и громкость и скорость раскрытия First в духах и в воде. В воде чуть меньше плотность и напор, больше металла и мыла.
Альдегидные превращения посредством намыливания роднят First с White Linen. Тот же взгляд на солнце через свежевыстиранную ткань. Но Гройсман во всю ширь плеча растянула бязевую простыню, а Эллена взял двумя пальцами платок из тонкого поплина.
Альдегидный металлический привкус ставит First рядом с Rive Gauche. Вот только в температуре существенная разница. First теплый как браслет, плотно сидящий на руке. Он даже чуть чуть пахнет этой рукой.
Следом за мылом и металлом в First идет белый порошок. В Chanel № 22 это цветочная пыльца и пудра, а в First тальк и зубной порошок. Крупнее помол, тяжелее частицы.
Но что я все о сходстве? Есть в First и свои, уникальная черта — холодность. Не температурная. Холодность в нем душевная. Он урожденный интроверт. Характер нордический. Я знаю его уже давно, а мы так и не перешли на «ты». First сам по себе, ему не интересно, что происходит со мной. А мне не слишком интересно выпытывать на что способен он. Но мы кивнем друг другу при встрече.
Можете со мной спорить, но я считаю лучшей работой Эллена именно First (1976 г.). Все остальное с каждым годом становится прозрачней и бесчеловечней.
Ungaro
Муха села на варенье, вот и все стихотворенье. Хотите утонуть в густом сиропе? Вам сюда. В этом сиропе уже плавают роза с флердоранжем, ирис и невероятное количество мускуса. А кажется, будто плавают сливы. Цветы в сумме дают фруктовость, которой там на самом деле нет. Похожее превращение есть в Narcisse Noir Caron, только там флердоранж с мускусом прикидывается виноградом.
Невероятная ядовитая сладость Унгаро проникает повсюду, даже выстилает ноздри изнутри. Избавиться от нее невозможно. Достаточно одной капли. Унгаро будет преследовать вас сутками. Не дай бог попасть на одежду — пара стирок не спасет.
Через пол часа слипания всего и вся в сиропе обнаружится табачная крошка, кедровая кора и, к сожалению слишком мало острого зеленого кориандра. Он мог бы оттенить сладость, но силенок не хватает.
Год рождения 1977, снят с производства, автор неизвестен. Не понимаю, как этот парфюм может у кого-то закончиться? Тем не менее, за ним гоняются поклонницы, запасают впрок. Сумасшедшие тетки 🙂 Не прикасалась к нему лет 5. Решилась нанести на кожу, обнаружив, что содержимое атомайзера напрочь испарилось. Осталась последняя капля. Теперь эта последняя капля добивает лошадь.
Opium YSL
Давным давно, когда я была еще маленькой девочкой, живущей в стране развитого социализма и жесточайшего дефицита, моя тетя, работавшая в Шереметьево-2, прислала духи. Мне и сестре по крошечному флакончику. Сестра — человек шустрый, поэтому имела возможность выбрать. Мне осталось то, что осталось. Ей Opium, мне Fahrenheit. Плевать, что мужской, тогда любым хорошим духам были рады. Я его искренне любила. Но к сестрициному Опиуму тоже прикладывалась. С восторгом, как говорится, и трепетом.
Вязкий, волнующий, взрослый. В нем действительно было что-то наркотическое и алкогольное. Духи для плохой девочки? Не знаю. В нем была сила, которой не обладают порочные существа, сбившиеся с пути. В Опиуме не было разрушения и саморазрушения. Мощная чувственность при наличии ясного ума и внутреннего стержня. Восточная томность без гаремных излишеств. Игра света и тени, рыжий шелк и синий бархат.
Но все это в прошедшем времени. Современный Опиум стал криклив. Будто живую концертную запись оцифровали, вычистили, задрали верхи, сгладили низы. Он стал плотнее, между нотами не просунешь и иголку. И он перестал дышать.
Опиум, который я помню и максимально близкий к нему, который прислала из солнечного Лос-Анджелеса Даша (образец №1) начинается с легкого вздоха. Будто по пробкам, ноябрю, грязи и сырости едешь, потом идешь, сворачиваешь, спускаешься по темной скользкой лестнице, распахиваешь дверь и оказываешься в жарко натопленной комнате, где полумрак, смеющиеся и уже не совсем трезвые люди, знакомые лица. Кто-то забирает твое сырое пальто, добрый человек протягивает стакан глинтвейна, друг прикуривает сигарету. Расслабься, здесь все свои, здесь тебе рады. Это потом, спустя часа два дым и гремящая музыка утомят, в виски вобьется гвоздь и станет нечем дышать. Захочется сбежать обратно в ноябрь. А пока — маленький праздник без повода. С которого ты волен уйти.
Единственный Опиум, который я люблю и могу выносить (не носить, а именно выносить) — старенький выпуск геля для душа и крема для тела. Даже духи в микродозе быстро утомляют. Не хочу разнашивать, привыкать, приучать себя. Пусть все останется как есть. Опиум в воспоминаниях, я — здесь и сейчас.
Clair de Jour Lanvin
Clair de Jour появился в дни упадка великого старинного дома. Почти 20 лет молчания до его выхода и столько же после. Clair de Jour, сирота, снят с производства, накрепко забыт, никогда никому не был интересен.
Могу понять, почему. Clair de Jour целиком и полностью оправдывает название. Светлый, дневной. Акварельные белые цветы. Эпоха озона еще не наступила, Ланвиновского байстрюка не задела. Выйди он пятью — семью годами позже, пузырился бы озоном и акватикой. В нем есть свежесть, но она иного рода. Цветочная и совсем немного фруктовая. Отчетливо слышен гиацинт. Холодный, побитый морозом нарцисс. Жасмин размытый, неубедительный. Лилии добрые, без яда, где-то вдалеке сирень и пудровая мимоза. Вполне традиционный дачный букет. Совсем в глубине угадывается арбузно-огуречный сок.
Слишком просто для горячих дискотечных 80-х, слишком спокойно. Бесплотная ботаника, застоявшийся воздух, недосказанность и недоделанность. Ждешь развития и продолжения, а нет его. Зависает на одной ноте.
Мелькнула мысль, что нынешние селективщики удавились бы за формулу Clair de Jour. В обрамлении красивой легенды он пошел бы на ура, например, у Jo Malone.
Фото: www.toutenparfum.com